Кутузов Михаил Илларионович

Голенищев-Кутузов Михаил Илларионович — (светлейший князь Голенищев-Кутузов-Смоленский, 1745—1813 гг.) — прославленный русский полководец, генерал-фельдмаршал (с 1812 г.), светлейший князь (с 1812 г.).
Герой Отечественной войны 1812 года.
В громадной новой (1946-го и последующих годов) «Британской энциклопедии» читаем о Кутузове следующее:
«Он дал сражение при Бородине и потерпел поражение, но не решительное».
А дальше:
«Осторожное преследование противника старым генералом вызывало много критики».
Вот и все…
Эта оценка, особенно ее лаконизм, живо напоминает классические полторы строки о Суворове в одном из прежних изданий Малого Энциклопедического словаря Лярусса:
«Суворов, Александр. 1730—1800. Русский генерал, разбитый генералом Массена».
Когда и где?
Об этом осторожно не упоминается по весьма понятной причине.
Это все, что французам полагается знать об Александре Суворове.
Не менее обстоятельно сказано и о Кутузове:
«Кутузов, Михаил, русский генерал, побежденный при Москве. 1745—1813».
И это все…
К этому следует прибавить и примечательный отзыв о Кутузове, принадлежащий академику Луи Мадлэну, написавшему в 1934 г. во вступительной статье к изданию писем Наполеона к Марии-Луизе, что после Бородина Кутузов «имел бесстыдство (eut impudence) не считать себя побежденным».
Анализ громадной, очень сложной исторической фигуры Кутузова иной раз тонет в пестрой массе фактов, рисующих войну 1812 г. в целом. Фигура Кутузова при этом если и не скрадывается вовсе, то иногда бледнеет, черты его как бы расплываются.
Кутузов был русским героем, великим патриотом, великим полководцем, что известно всем, и великим дипломатом, что известно далеко не всем…

Выявление громадных личных заслуг Кутузова затруднялось прежде всего тем, что долгое время вся война 1812 г., с момента отхода русской армии от Бородина до прихода в Тарутино, а затем вплоть до вступления ее в Вильно в декабре 1812 г., не рассматривалась как осуществление глубокого плана Кутузова — плана подготовки, а затем реализации непрерывавшегося контрнаступления, приведшего к полному разложению и конечному уничтожению наполеоновской армии.
На сегодняшний день историческая заслуга Кутузова, который против воли царя, против воли даже части своего штаба, отметая клеветнические выпады вмешивавшихся в его дела иностранцев вроде Вильсона, Вольцогена, Винценгероде, провел и осуществил свою идею, вырисовывается особенно отчетливо.
Михаил Илларионович был единственным сыном генерал-поручика и сенатора Иллариона Матвеевича Голенищева-Кутузова (1717—1784 гг.) и его жены, урождённой Беклемишевой.

С семи лет Михаил обучался дома, в июле 1759 г. был отдан в Дворянскую Артиллерийскую и Инженерную школу, где преподавал артиллерийские науки его отец.
Уже в декабре того же года Кутузову дают чин кондуктора 1-го класса с приведением к присяге и назначением жалованья. Способный юноша привлекается для обучения офицеров!
В феврале 1761 года Михаил окончил школу и с чином инженер-прапорщика был оставлен при ней для обучения воспитанников математике. Через пять месяцев стал флигель-адъютантом ревельского генерал-губернатора Гольштейн-Бекского.
Расторопно управляя канцелярией Гольштейн-Бекского, сумел быстро заслужить в 1762 году чин капитана.
В том же году он был назначен командиром роты Астраханского пехотного полка, которым в это время командовал полковник А. В. Суворов.
С 1764 года находился в распоряжении командующего русскими войсками в Польше генерал-поручика И. И. Веймарна, командовал мелкими отрядами, действовавшими против польских конфедератов.
В 1767 году Кутузов был привлечён для работы в «Комиссии по составлению нового Уложения», важного правового и философского документа XVIII века, закреплявшего основы «просвещённой монархии». Видимо Михаил Кутузов привлекался как секретарь-переводчик, так как в его аттестате записано «по-французски и по-немецки говорит и переводит весьма изрядно, по латыни автора разумеет».
В 1770 г. переведён в 1-ю армию генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева, находившуюся на юге, и принял участие в начавшейся в 1768 г. войне с Турцией.
Большое значение в формировании Кутузова как военачальника имел боевой опыт, накопленный им в период русско-турецких войн 2-й половины XVIII века под руководством полководцев П. А. Румянцева и А. В. Суворова.
В период русско-турецкой войны 1768-74 гг. Кутузов в должности строевого и штабного офицера принимал участие в сражениях при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. За отличие в боях был произведён в премьер-майоры.
В должности обер-квартирмейстера (начальника штаба) корпуса являлся деятельным помощником командира и за успехи в бою при Попештах в декабре 1771 г. получил чин подполковника.
В 1772 году произошёл случай, оказавший, по утверждению современников, большое влияние на характер Кутузова. В тесном товарищеском кругу 25-летний Кутузов, умеющий подражать каждому в походке, выговоре и ухватках, позволил себе передразнить главнокомандующего Румянцева.

Фельдмаршал узнал об этом, и Кутузов получил перевод в строй, во 2-ю Крымскую армию под командованием князя Долгорукого.
Как говорили, с того времени у него выработались сдержанность, замкнутость и осторожность, он научился скрывать свои мысли и чувства, то есть приобрёл те качества, которые стали характерными для его будущей полководческой деятельности.
По другой версии, причиной перевода Кутузова во 2-ую Крымскую армию были повторенные им слова Екатерины II о светлейшем князе Потемкине, что князь храбр не умом, а сердцем.
В беседе с отцом Кутузов недоумевал о причинах гнева светлейшего князя, на что получил от отца ответ, что человеку незря даны два уха и один рот, чтобы он больше слушал и меньше говорил.
В июле 1774 г. в бою близ деревни Шумы (ныне Кутузовка) к северу от Алушты Кутузов, командовавший батальоном, был тяжело ранен пулей, пробившей левый висок и вышедшей у правого глаза, который навсегда перестал видеть.
Императрица наградила его военным орденом Св. Георгия 4 класса и отправила на лечение за границу, приняв на себя все издержки путешествия.
Два года лечения Кутузов употребил на пополнение своего военного образования.
Вернувшись в Россию, он явился к императрице благодарить ее. И тут Екатерина II дала ему необычайно подходившее к его природным способностям поручение — она отправила его в Крым в помощь Суворову, который исполнял тогда не очень свойственное ему дело: вел дипломатические переговоры с крымскими татарами.

Нужно было поддержать Шагин-Гирея против Девлет-Гирея и дипломатически довершить утверждение русского владычества в Крыму.
Суворов, откровенно говоривший, что он дипломатией заниматься не любит, сейчас же предоставил Кутузову все эти щекотливые политические дела, которые тот выполнил в совершенстве.
Тут впервые Кутузов обнаружил такое умение обходиться с людьми, разгадывать их намерения, бороться против интриг противника, не доводя спора до кровавой развязки. И, главное, достигать полного успеха, оставаясь с противником лично в самых «дружелюбных» отношениях, что Суворов был от него в восторге.
В течение нескольких лет, вплоть до присоединения Крыма и конца происходивших там волнений, Кутузов был причастен к политическому освоению Крыма.
Соединение в Кутузове безудержной, часто просто безумной храбрости с качествами осторожного, сдержанного, внешне обаятельного, тонкого дипломата было замечено Екатериной II.
Когда она в 1787 г. была в Крыму, Кутузов, тогда уже генерал, показал ей такие опыты верховой езды, что императрица публично сделала ему суровый выговор:
«Вы должны беречь себя, запрещаю вам ездить на бешеных лошадях и никогда вам не прощу, если услышу, что вы не исполняете моего приказания».
Однако выговор подействовал мало…
18 августа 1788 г. под Очаковом Кутузов, помчавшийся на неприятеля, опередил своих солдат и был смертельно ранен. Австрийский генерал, принц де Линь, известил об этом императора Иосифа в таких выражениях:
«Вчера опять прострелили голову Кутузову. Думаю, что сегодня или завтра умрет».
Рана была страшная и, главное, почти в том же месте, где и в первый раз, но Кутузов снова избежал смерти. Едва оправившись, через три с половиной месяца он уже участвовал в штурме и взятии Очакова и не пропустил ни одного большого боя в 1789—1790 гг.
Конечно, он принял непосредственное личное участие и в штурме Измаила.

Под Измаилом Кутузов командовал шестой колонной левого крыла штурмующей армии. Преодолев «весь жестокий огонь картечных и ружейных выстрелов», эта колонна, «скоро спустясь в ров, взошла по лестницам на вал, несмотря на все трудности, и овладела бастионом; достойный и храбрый генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов мужеством своим был примером подчиненным и сражался с неприятелем».
Приняв участие в этом рукопашном бою, Кутузов вызвал из резервов Херсонский полк, отбил неприятеля, и его колонна с двумя другими, за ней последовавшими, «положили основание победы».
Суворов так заканчивает донесение о Кутузове:
«Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов показал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, взлез на вал, овладел бастионом, и, когда превосходный неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов».
В своем донесении Суворов не сообщает о том, что когда Кутузов остановился и был тесним турками, то он послал просить у главнокомандующего подкреплений, а тот никаких подкреплений не прислал, но велел объявить Кутузову, что назначает его комендантом Измаила.
Главнокомандующий знал наперед, что Кутузов и без подкреплений ворвется со своей колонной в город.
После Измаила Кутузов участвовал с отличием и в польской войне. Ему уже было в то время около 50 лет. Однако ни разу ему не давали вполне самостоятельного поста, где бы он в самом деле мог полностью показать свои силы.

Екатерина II, впрочем, уже не упускала его из виду, и 25 октября 1792 г. он неожиданно был назначен… посланником в Константинополь.
По дороге в Константинополь, умышленно не очень спеша прибыть к месту назначения, Кутузов зорко наблюдал турецкое наследие, собирал различные справки о народе и усмотрел в нем вовсе не воинственность, которой пугали турецкие власти, а, «напротив, теплое желание к миру».
26 сентября 1793 года, то есть через 11 месяцев после рескрипта 25 октября 1792 года о назначении его посланником, Кутузов въехал в Константинополь…
В звании посланника Кутузов пробыл до указа императрицы Екатерины от 30 ноября 1793 года о передаче всех дел посольства новому посланнику, В. П. Кочубею.
Фактически же Кутузов покинул Константинополь только в марте 1794 года. Задачи его дипломатической миссии в Константинополе были ограниченны, но нелегки.
Необходимо было предупредить заключение союза между Францией и Турцией и устранить этим опасность проникновения французского флота в Черное море.
Одновременно нужно было собрать сведения о славянских и греческих подданных Турции, а главное, обеспечить сохранение мира с турками.

Все эти цели были достигнуты в течение его фактического пребывания в турецкой столице (с сентября 1793 года по март 1794 года).
После константинопольской миссии наступил некоторый перерыв в военной карьере и дипломатической деятельности Кутузова.
Он побывал на ответственных должностях:
• был казанским и вятским генерал-губернатором,
• командующим сухопутными войсками,
• командующим флотилией в Финляндии,
• в 1798 г. ездил в Берлин в помощь князю Репнину, который был послан ликвидировать или хотя бы ослабить опасные для России последствия сепаратного мира Пруссии с Францией.
Кутузов, собственно говоря, сделал за Репнина всю требовавшуюся дипломатическую работу и достиг некоторых немаловажных результатов: союза с Францией Пруссия не заключила.
Павел I так доверял Кутузову, что 14 декабря 1800 года назначил его на важный пост: Кутузов должен был командовать украинской, брестской и днестровской «инспекциями» в случае войны против Австрии.
Но Павла не стало, а при Александре I политическое положение постепенно стало меняться, и столь же значительно изменилось служебное положение Кутузова.
Александр, сначала назначивший Кутузова петербургским военным губернатором, вдруг совершенно неожиданно 29 августа 1802 года уволил его от этой должности, и Кутузов 3 года просидел в деревне, вдали от дел…

В 1804 году Россия вошла в коалицию для борьбы с Наполеоном и в 1805 году русское правительство послало в Австрию две армии; главнокомандующим одной из них был назначен Кутузов.
В августе 1805 года 50-тысячная русская армия под его командованием двинулась в Австрию.
Не успевшая соединиться с русскими войсками австрийская армия была разгромлена Наполеоном в октябре 1805 года под Ульмом, поэтому армия Кутузова оказалась один на один с противником, обладавшим значительным превосходством в силах.
Кутузов знал, да и докладывал Александру I, что у Наполеона после Ульма руки совершенно свободны и что у него втрое больше войск. Единственным средством избегнуть ульмской катастрофы было поспешно уйти на восток, к Вене, а если понадобится, то и за Вену.
Но, по мнению австрийского императора Франца, к которому всецело присоединился Александр, Кутузов со своими солдатами должен был любой ценой защищать Вену.
К счастью, Кутузов не исполнял бессмысленных и гибельных советов, если только ему представлялась эта возможность.
Сохраняя войска, Кутузов в октябре 1805 года совершил отступательный марш-манёвр протяжённостью в 425 км от Браунау к Ольмюцу и, нанеся поражение И. Мюрату под Амштеттеном и Э. Мортье под Дюренштеином, вывел свои войска из-под нависшей угрозы окружения.
Этот марш вошёл в историю военного искусства как замечательный образец стратегического манёвра.
Ни в чем так ярко не сказывалась богатейшая и разносторонняя одаренность Кутузова, как в умении не только ясно разбираться в общей политической обстановке, в которой ему приходилось вести войну, но и подчинять общей политической цели все иные стратегические и тактические соображения. В этом была не слабость Кутузова, которую в нем хотели видеть как открытые враги, так и жалившие в пяту тайные завистники.
В этом была, напротив, его могучая сила…
От Ольмюца (ныне Оломоуц) Кутузов предлагал отвести армию к русской границе, чтобы, после подхода русского подкрепления и австрийской армии из Северной Италии, перейти в контрнаступление.
Вопреки мнению Кутузова и по настоянию императоров Александра I и Франца I, воодушевлённых небольшим численным превосходством над французами, союзные армии перешли в наступление.
20 ноября (2 декабря) 1805 года произошло Аустерлицкое сражение, которое окончилось полным разгромом русских и австрийцев…
Сам Кутузов был легко ранен пулей в лицо, а также потерял своего зятя, графа Тизенгаузена.
Александр, осознавая свою вину, гласно не винил Кутузова и наградил его в феврале 1806 года орденом Св. Владимира 1-й степени, однако никогда ему не простил поражения, полагая, что он намеренно подставил царя.
В письме сестре от 18 сентября 1812 года Александр I высказал свое истинное отношение к полководцу:
«…по воспоминанию, что произошло при Аустерлице из-за лживого характера Кутузова».

Именно после Аустерлица ненависть Александра I к Кутузову неизмеримо возросла. Царь не мог не понимать, конечно, что все страшные усилия как его самого так и окружавших его придворных прихлебателей свалить вину за поражение на Кутузова остаются тщетными, потому что Кутузов нисколько не расположен был принимать на себя тяжкий грех и вину за бесполезную гибель тысяч людей и ужасающее поражение.
А русские после Суворова к поражениям не привыкли, однако вместе с тем, подле царя не было ни одного военного человека, который мог бы сравниться с Кутузовым своим умом и стратегическим талантом.
Не было прежде всего человека с таким громадным и прочным авторитетом в армии, как он.
В сентябре 1806 года Кутузов назначен военным губернатором Киева. Друзья его были оскорблены за него, это им казалось хуже полной отставки…
Но недолго пришлось ему губернаторствовать…
В 1806—1807 годах во время очень тяжелой войны с Наполеоном, когда после полного разгрома Пруссии Наполеон одержал победу под Фридландом и добился невыгодного для России Тильзитского мира, Александр на горьком опыте убедился, что без Кутузова ему не обойтись…
И Кутузова, забытого во время войны 1806—1807 годов с французами, вызвали из Киева, чтобы он поправил дела в другой войне, которую Россия продолжала вести и после Тильзита, — в войне против Турции.
Начавшаяся еще в 1806 году война России против Турции оказалась войной трудной и мало успешной. За это время России пришлось пережить тяжелое положение, создавшееся в 1806 году после Аустерлица, когда Россия не заключила мира с Наполеоном и осталась без союзников, а затем в конце 1806 года опять должна была начать военные действия, ознаменовавшиеся большими битвами (Пултуск, Прейсиш-Эйлау, Фридланд) и кончившиеся Тильзитом.
Турки мира не заключали, надеясь на открытую, а после Тильзита — на тайную помощь новоявленного «союзника» России — Наполеона.
Положение было сложное. Главнокомандующий Дунайской армией Прозоровский решительно ничего не мог поделать и с беспокойством ждал с начала весны наступления турок.
Война с Турцией затягивалась, и, как всегда в затруднительных случаях, обратились за помощью к Кутузову, после чего он из киевского губернатора превратился в помощника главнокомандующего Дунайской армией, а фактически в преемника Прозоровского.
В Яссах весной 1808 года Кутузов встретился с посланником Наполеона генералом Себастиани, ехавшим в Константинополь. Кутузов очаровал французского генерала и, опираясь на «союзные» тогдашние отношения России и Франции, успел получить подтверждение серьезнейшей дипломатической тайны, которая, впрочем, для Кутузова не была новостью, — что Наполеон ведет в Константинополе двойную игру и вопреки тильзитским обещаниям, данным России, не оставит Турцию без помощи.

Кутузов очень скоро поссорился с Прозоровским, бездарным полководцем, который вопреки его советам дал большой бой с целью овладеть Браиловом и проиграл его.
После этого обозленный не на себя, а на Кутузова Прозоровский постарался отделаться от него, и Александр I, всегда с полной готовностью внимавший всякой клевете на Кутузова, удалил его с Дуная и назначил литовским военным губернатором.
Характерно, что, прощаясь с Кутузовым, солдаты плакали…
Но они простились с ним сравнительно ненадолго. Неудачи на Дунае продолжались, и снова пришлось просить Кутузова поправить дело.
15 марта 1811 года он был назначен главнокомандующим Дунайской армией. Положение было трудное, вконец испорченное его непосредственным предшественником, графом Н. М. Каменским, который оказался еще хуже смещенного перед этим Прозоровского.
Военные критики, писавшие про историю войны на Дунае, единогласно сходятся на том, что яркий стратегический талант Кутузова именно в этой кампании развернулся во всю ширь.
У него было меньше 46 тысяч человек, у турок — больше 70 тысяч. Долго и старательно готовился Кутузов к нападению на главные силы турок, при этом учитывая изменившееся положение в Европе.
Наполеон уже не был только ненадежным союзником, каким он был в 1808 году. Теперь, в 1811 году это уже определенно был враг, готовый не сегодня-завтра сбросить маску.
После долгих приготовлений и переговоров, искусно проводимых с целью выиграть время, Кутузов 22 июня 1811 года нанес турецкому визирю под Рущуком тяжкое поражение. Положение русских войск стало лучше, но все-таки продолжало оставаться еще критическим.
Турки, подстрекаемые французским посланником Себастиани, намеревались воевать и воевать. Только мир с Турцией мог освободить Дунайскую армию для предстоявшей войны с Наполеоном.
После умышленно грубой сцены, устроенной Наполеоном русскому послу Куракину 15 августа 1811 года, уже никаких сомнений в близости войны ни у кого в Европе не оставалось…
И вот тут-то Кутузову удалось то, что при подобных условиях никогда и никому не удавалось и что, безусловно, ставит его в первый ряд людей, прославленных в истории дипломатического искусства. На протяжении всей истории императорской России, безусловно, не было дипломата более талантливого, чем Кутузов.
То, что сделал Кутузов весной 1812 года после долгих и труднейших переговоров, было бы не под силу даже наиболее выдающемуся профессиональному дипломату, вроде, например, А. М. Горчакова, не говоря уже об Александре I, дипломате-дилетанте.
«Теперь коллежский он асессор по части иностранных дел» — таким скромным чином наградил царя А. С. Пушкин.
Наполеон располагал в Турции хорошо поставленным дипломатическим и военным шпионажем и тратил на эту организацию большие суммы. Он не раз высказывал мнение, что когда нанимаешь хорошего шпиона, то нечего с ним торговаться о вознаграждении.
У Кутузова в Молдавии в этом отношении в распоряжении не было ничего, что можно было бы серьезно сравнивать со средствами, отпускавшимися Наполеоном на это дело.
Однако точные факты говорят о том, что он гораздо лучше, чем Наполеон, знал обстановку, в которой ему приходилось воевать на Дунае.
Никогда не совершал Кутузов таких поистине чудовищных ошибок в своих расчетах, какие делал французский император, который совершенно серьезно надеялся на то, что стотысячная армия турок (!) не только победоносно отбросит Кутузова от Дуная, от Днестра, от верховьев Днепра, но и приблизится к Западной Двине и здесь вступит в состав его армии.
Документов от военных осведомителей поступало в распоряжение Кутузова гораздо меньше, чем их поступало в распоряжение Наполеона, но читать-то их и разбираться в них он умел гораздо лучше.
За 5 лет, прошедших от начала русско-турецкой войны, несмотря на частичные успехи русских, принудить турок к миру все-таки не удалось. Но то, что не удалось всем его предшественникам, начиная от Михельсона и кончая Каменским, удалось Кутузову.
Его план был следующим: война будет кончена и может быть кончена, но только после полной победы над большой армией великого «верховного» визиря. У визиря Ахмет-бея было около 75 тысяч человек: в Шумле — 50 тысяч и близ Софии — 25 тысяч; у Кутузова в молдавской армии — немногим более 46 тысяч человек.
Турки начали переговоры, но Кутузов понимал очень хорошо, что дело идет лишь об оттяжке военных действий.Шантажируя его, визирь и Гамид-эффенди очень рассчитывали на уступчивость русских ввиду близости войны России с Наполеоном и требовали, чтобы границей между Россией и Турцией была река Днестр.
Ответом Кутузова был, как сказано выше, большой бой под Рущуком, увенчанный полной победой русских войск 22 июня 1811 года.

Вслед за тем Кутузов приказал, покидая Рущук, взорвать укрепления…
Однако турки еще продолжали войну и Кутузов умышленно позволил им переправиться через Дунай.
«Пусть переправляются, только перешло бы их на наш берег поболее», — сказал он, по свидетельству его сподвижников и затем историка Михайловского-Данилевского.
Кутузов осадил лагерь визиря, и осажденные, узнав, что русские пока, не снимая осады, взяли Туртукай и Силистрию (10 и 11 октября), сообразили, что им грозит полное истребление, если они не сдадутся.
Визирь тайком бежал из своего лагеря и начал переговоры…
А 26 ноября 1811 года остатки умирающей от голода турецкой армии сдались русским. Ещё до капитуляции царь пожаловал Кутузову графское достоинство Российской империи.
Наполеон не знал меры своему негодованию.
«Поймите вы этих собак, этих болванов турок! У них есть дарование быть битыми. Кто мог ожидать и предвидеть такие глупости?» — так кричал вне себя французский император. Он не предвидел тогда, что пройдет всего несколько месяцев, и тот же Кутузов истребит «великую армию», которая будет состоять под водительством кое-кого посильнее великого визиря…
Переговоры, открывшиеся в середине октября, как и следовало ожидать, непомерно затянулись. Ведь именно, возможно, большая затяжка переговоров о мире и была главным шансом турок на смягчение русских условий.
Наполеон делал решительно все от него зависящее, чтобы убедить султана не подписывать мирных условий, потому что не сегодня-завтра французы нагрянут на Россию и русские пойдут на все уступки, лишь бы освободить молдавскую армию.
Прошел октябрь, ноябрь, декабрь, а мирные переговоры оставались на точке замерзания. Турки предлагали в качестве русско-турецкой границы уже, правда, не Днестр, а Прут, но Кутузов и об этом не желал слышать.
Из Петербурга шли проекты произвести демонстрацию против Константинополя, и 16 февраля 1812 года император Александр даже подписал рескрипт Кутузову о том, что, по его мнению, следует «произвести сильный удар под стенами Царяграда совокупно морскими и сухопутными силами».
Из этого проекта, впрочем, ничего не вышло. Кутузов считал более реальным тревожить турок небольшими сухопутными экспедициями.
Наступила весна, которая осложнила положение…
Во-первых, вспыхнула местами в Турции чума, а во-вторых, наполеоновские армии стали постепенно уже проходить на территорию между Одером и Вислой.
Царь Александр I уже шел на то, чтобы согласиться признать Прут границей, но требовал, чтобы Кутузов настоял на подписании союзного договора между Турцией и Россией. Кутузов знал, что на это турки не пойдут, но он убедил турецких уполномоченных, что для Турции наступил момент, когда решается для них вопрос жизни или смерти: если турки не подпишут немедленно мира с Россией, то Наполеон в случае его успехов в России все равно обратится против Турецкой империи и при заключении мира с Александром получит от России согласие на занятие Турции.
Если же Наполеон предложит России примирение, то, естественно, Турция будет разделена между Россией и Францией.
На турок эта аргументация очень сильно подействовала, и они уже соглашались признать границей Прут до слияния его с Дунаем и чтобы дальше граница шла по левому берегу Дуная до впадения в Черное море.

Однако Кутузов решил до конца использовать настроение турок и потребовал, чтобы турки уступили России на вечные времена Бессарабию с крепостями Измаилом, Бендерами, Хотином, Килией и Аккерманом. В Азии границы оставались, как были до войны, но по секретной статье Россия удерживала все закавказские земли, добровольно к ней присоединившиеся, а также полосу побережья в 40 километров.
Таким образом, замечательный дипломат, каким всегда был Кутузов, не только освобождал молдавскую армию для предстоящей войны с Наполеоном, но и приобретал для России обширную и богатую территорию.
Кутузов пустил в ход все усилия своего громадного ума и дипломатической тонкости. Ему удалось уверить турок, что война между Наполеоном и Россией вовсе еще окончательно не решена, но что если Турция вовремя не примирится с Россией, то Наполеон опять возобновит с Александром дружеские отношения, и тогда оба императора разделят Турцию пополам.
И то, что впоследствии в Европе определяли как дипломатический «парадокс», свершилось!
16 мая 1812 года, после длившихся долгие месяцы переговоров, мир в Бухаресте был заключен: Россия не только освобождала для войны против Наполеона всю свою Дунайскую армию, но, помимо того она получала от Турции в вечное владение всю Бессарабию.
Но и это не все: Россия фактически получала почти весь морской берег от устьев Риона до Анапы.
По заключении мира Дунайскую армию возглавил адмирал Чичагов, а отозванный в Петербург Кутузов опять на некоторое время остался не у дел…

В начале Отечественной войны 1812 года, в июле месяце, генерал Кутузов был избран начальником Петербургского, а затем Московского ополчения.
На начальном этапе Отечественной войны 1-я и 2-я Западные русские армии откатывались под натиском превосходящих сил Наполеона. Неудачный ход войны побудил дворянство требовать назначения командующего, который бы пользовался доверием русского общества.
Волнение в народе, беспокойство и раздражение в дворянстве, нелепое поведение потерявшей голову Марии Федоровны и царедворцев, бредивших эвакуацией Петербурга, — все это в течение первых дней августа 1812 года сеяло тревогу, которая возрастала все больше и больше.
Отовсюду шел один и тот же несмолкаемый крик: «Кутузова!»
«Оправдываясь» перед своей сестрой, Екатериной Павловной, которая точно так же не понимала Кутузова, не любила и не ценила его, как и ее брат, Александр I писал, что он «противился» назначению Кутузова, но вынужден был уступить напору общественного мнения и «остановить свой выбор на том, на кого указывал общий глас» …
О том, что творилось в народе, в армии при одном только слухе о назначении Кутузова, а потом при его прибытии в армию, есть много сведений. Неточно и неуместно было бы употреблять в данном случае слово «популярность».
Несокрушимая вера людей, глубоко потрясенных грозной опасностью, в то, что внезапно явился спаситель, — вот как можно назвать это чувство, непреодолимо овладевшее народной массой.
«Говорят, что народ встречает его повсюду с неизъяснимым восторгом. Все жители городов выходят навстречу, отпрягают лошадей, везут на себе карету; древние старцы заставляют внуков лобызать стопы его; матери выносят грудных младенцев, падают на колени и подымают их к небу!
Весь народ называет его спасителем».

8 августа 1812 года Александр I вынужден был подписать указ о назначении Кутузова главнокомандующим российских армий, действующих против неприятеля, на чем повелительно настаивало общее мнение армии и народа.
А ровно через 6 дней, 14 августа, остановившись на станции Яжембицы по дороге в действующую армию, Кутузов написал П. В. Чичагову, главному командиру Дунайской армии, необыкновенно характерное для Кутузова письмо.
Это письмо — одно из замечательных свидетельств всей широты орлиного кругозора и всегдашней тесной связи между стратегическим планом и действиями этого полководца, каким бы фронтом, главным или второстепенным, он ни командовал.
Он писал Чичагову, что неприятель уже около Дорогобужа, и делал отсюда прямой вывод:
«Из сих обстоятельств вы легко усмотреть изволите, что невозможно ныне думать об… каких-либо диверсиях, но все то, что мы имеем, кроме первой и второй армии, должно бы действовать на правый фланг неприятеля, дабы тем единственно остановить его стремлением.
Чем долее будут переменяться обстоятельства в таком роде, как они были поныне, тем сближение Дунайской армии с главными силами делается нужнее».
Но ведь все усилия Кутузова в апреле и все условия заключенного им 16 мая 1812 года мира и клонились к тому, чтобы тот, кому суждена грозная встреча с Наполеоном, имел право и возможность рассчитывать на Дунайскую армию!
Письмо Чичагову вместе с тем обличает беспокойство: как бы этот всегда снедаемый честолюбием и завистью человек не вздумал пустить освобожденную Кутузовым Дунайскую армию на какие-либо рискованные, а главное, ненужные авантюры против Шварценберга.
Стратег Кутузов твердо знал, что Дунайская армия скорее сможет влиться в состав русских войск, действующих между Дорогобужем и Можайском, чем Шварценберг дойти до армии Наполеона.
А дипломат Кутузов предвидел, что хотя «союз» Наполеона со своим тестем был выгоден французскому императору тем, что заставит Александра отвлечь на юго-запад часть русских сил, но что фактически никакой реальной роли ни в каких боевых столкновениях австрийцы играть не будут.

Вот почему Кутузову нужна была, и притом как можно скорее, Дунайская армия на его левом фланге, на который, как он предвидел еще за несколько дней до прибытия на театр военных действий, непременно будет направлен самый страшный удар правого фланга Наполеона.
Кутузов знал, что, кроме двух армий, Багратиона и Барклая, которые поступили под его личное непосредственное командование 19 августа в Цареве-Займище, у него имеются еще три армии: Тормасова, Чичагова и Витгенштейна, — которые формально обязаны ему повиноваться столь же беспрекословно и безотлагательно, как, например, повиновались Наполеону его маршалы.
Да, формально, но не фактически…
Кутузов знал, что повелевать ими может и будет царь, а он сам может не приказывать им, но только увещевать и уговаривать, чтобы они поскорее шли к нему спасать Москву и Россию.
Вот что он пишет Тормасову:
«Вы согласиться со мной изволите, что в настоящие критические для России минуты, тогда как неприятель находится в сердце России, в предмет действий ваших не может уже входить защищение и сохранение отдаленных наших Польских провинций».
Этот призыв остался гласом вопиющего в пустыне: армию Тормасова соединили с армией Чичагова и отдали под начальство Чичагова…
Чичагову Кутузов писал:
«Прибыв в армию, я нашел неприятеля в сердце древней России, так сказать под Москвою.
Настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой, а потому не имею нужды изъяснять, что сохранение некоторых отдаленных польских провинций ни в какое сравнение с спасением древней столицы Москвы и самих внутренних губерний не входит».
Чичагов и не подумал немедленно откликнуться на призыв…
Интереснее всего вышло с третьей (из этих бывших «на отлете» от главных кутузовских сил) армией — Витгенштейна.
«Данного Кутузовым графу Витгенштейну повеления в делах не отыскалось», — деликатно замечает решительно ни в чем и никогда не укоряющий Александра Михайловский-Данилевский.
Путы, препятствия, западни и интриги всякого рода, бесцеремонное, дерзкое вмешательство царя в военные распоряжения, поощрявшееся сверху непослушание генералов — все это превозмогли две могучие силы: беспредельная вера народа и армии в Кутузова и несравненные дарования этого истинного корифея русской стратегии и тактики.
Большое превосходство противника в силах и отсутствие резервов вынудили Кутузова отступать в глубь страны, следуя стратегии своего предшественника Барклая де Толли. Дальнейший отход подразумевал сдачу Москвы без боя, что было недопустимо как с политической, так и с моральной точки зрения.
Получив незначительные подкрепления, Кутузов решился дать Наполеону генеральное сражение, первое и единственное в Отечественной войне 1812 года.

Бородинское сражение (во французской традиции — сражение на Москве-реке, фр. Bataille de la Moskova), одна из крупнейших битв эпохи наполеоновских войн, произошло 26 августа (7 сентября по новому стилю ) 1812 года у села Бородино в 125 км западнее Москвы.
По воспоминаниям французского генерала Пеле, участника Бородинской битвы, Наполеон часто повторял подобную фразу:
«Бородинское сражение было самое прекрасное и самое грозное, французы показали себя достойными победы, a русские заслужили быть непобедимыми».
Это сражение считается самым кровопролитным в мировой истории среди однодневных сражений.
Цифровые показания, дающиеся в материалах Военно-ученого архива («Отечественная война 1812 г.», т. XVI. Боевые действия в 1812 г., № 129), таковы:
«В сей день российская армия имела под ружьем: линейного войска с артиллериею 95 тысяч, казаков — 7 тыс., московского ополчения — 7 тыс. и смоленского — 3 тыс.
Всего под ружьем 112 тыс. человек».
При русской армии было 640 артиллерийских орудий.
У Наполеона числилось в день Бородина войска с артиллерией более 185 тысяч. Но как молодая гвардия (20 тысяч человек), так и старая гвардия с ее кавалерией (10 тысяч человек) находились все время в резерве и в сражении непосредственно участия не принимали.
Во французских источниках признают, что непосредственное участие в бою, если даже совсем не считать старую и молодую гвардию, с французской стороны принимало около 135—140 тысяч человек.
Следует заметить, что сам Кутузов в своем первом же донесении царю после прибытия в Царево-Займище считал, что у Наполеона не то, что 185 тысяч, но даже и 165 тысяч быть не могло, а численность русской армии в этот момент он исчислял в 95 734 человека.
Однако уже через несколько дней, прошедших от Царева-Займища до Бородина, к русской армии присоединились из резервного корпуса Милорадовича 15 589 человек и еще «собранных из разных мест 2 000 человек», так что русская армия возросла до 113 323 человек.
Сверх того, как извещал Александр I Кутузова, должно было прибыть еще около 7 тысяч человек.

Фактически, однако, готовых к бою, вполне обученных вооруженных регулярных сил у Кутузова под Бородином некоторые исследователи считают не 120, а, в лучшем случае, около 105 тысяч человек, если совсем не принимать во внимание в этом подсчете ополченцев и вспомнить, что казачий отряд в 7 тысяч человек вовсе не был введен в бой.
Но ополченцы 1812 года показали себя людьми, боеспособность которых оказалась выше всяких похвал.
Когда еще слабо обученные ополченцы подошли, то в непосредственном распоряжении Кутузова оказалось до 120 тысяч, а по некоторым, правда, не очень убедительным, подсчетам, даже несколько больше. Документы вообще расходятся в показаниях…Кутузов Михаил Илларионович
Для военной истории важно проведение различия между общей численностью армии на поле боя и войсками, которые были введены в бой. Однако по соотношению сил, принявших непосредственное участие в сражении 26 августа французская армия имела численный перевес.
Согласно энциклопедии «Отечественная война 1812 года», в конце сражения у Наполеона оставалось в резерве 18 тысяч, а у Кутузова 8—9 тысяч регулярных войск (в частности гвардейские Преображенский и Семёновский полки), то есть разница в резервах составляла 9-10 тысяч человек против вдвое-втрое большей разницы численности регулярных войск армий в начале сражения.
В то же время Кутузов говорил, что русские ввели в бой «всё до последнего резерва, даже к вечеру и гвардию», «все резервы уже в деле».
Однако следует учитывать, что он утверждал это, имея целью оправдать отступление.
Между тем достоверно известно, что ряд русских частей (например, 4-й, 30-й, 48-й егерские полки) не принимали прямого участия в битве, а только понесли потери от артиллерийского огня противника.

Если оценивать качественный состав двух армий, то можно обратиться к мнению участника событий маркиза Шамбре, который отмечал, что французская армия имела превосходство, так как её пехота состояла в основном из опытных солдат, тогда как у русских было много новобранцев.
Кроме того, преимущество французам давало значительное превосходство в тяжёлой кавалерии.

Начальная позиция, выбранная Кутузовым, выглядела как прямая линия, идущая от Шевардинского редута на левом фланге через большую батарею, названную позднее батареей Раевского, село Бородино в центре к деревне Маслово на правом фланге.
Оставив Шевардинский редут 2-я армия отогнула левый фланг за реку Каменку и боевой порядок армии принял форму тупого угла.
Два фланга русской позиции занимали по 4 км, но были неравнозначны.
Правый фланг образовывала 1-я армия Барклая де Толли в составе 3-х пехотных и 3-х кавалерийских корпусов и резервов (76 тыс. чел., 480 орудий), фронт его позиции прикрывала река Колоча. Левый фланг образовывала меньшая по численности 2-я армия Багратиона (34 тыс. чел., 156 орудий).
Кроме того, левый фланг не имел сильных естественных препятствий перед фронтом как правый.
После потери 24 августа (5 сентября) Шевардинского редута позиция левого фланга стала ещё более уязвимой и опиралась только на три недостроенных флеши.
Наполеон, обнаружив на рекогносцировке 25 августа слабость левого фланга русской армии, решил нанести по нему главный удар. Сообразно с этим он разработал план сражения.
Прежде всего ставилась задача овладеть левым берегом Колочи, для чего следовало захватить Бородино.
Этот маневр, по мнению Наполеона, должен был отвлечь внимание русских от направления главного удара.

Затем перевести основные силы французского войска на правый берег Колочи и, опираясь на Бородино, ставшее как бы осью захода, оттеснить правым крылом армию Кутузова в угол, образуемый слиянием Колочи с Москвой-рекой и уничтожить.
Для выполнения поставленной задачи Наполеон вечером 25 августа стал концентрировать основные силы (до 95 тысяч человек) в районе Шевардинского редута. Общая численность французских войск перед фронтом 2-й армии достигала 115 тысяч человек.
Для отвлекающих действий в ходе сражения в центре и против правого фланга Наполеон выделял не более 20 тысяч солдат.
Позиция Кутузова неоднозначно оценивается военными историками. Западные историки, в основном, указывают на слабость левого фланга, что привело к потере всех укреплений и, как следствие, к последующему отступлению.
Российские и особенно советские источники указывают на особый замысел Кутузова, который и заставил Наполеона атаковать именно левый фланг.

Историк Тарле приводит точные слова Кутузова:
«Когда неприятель… употребит в дело последние резервы свои на левый фланг Багратиона, то я пущу ему скрытое войско во фланг и тыл.»
Однако накануне битвы 3-й пехотный корпус Тучкова 1-го был выведен из засады позади левого фланга по приказу начальника штаба Беннигсена без ведома Кутузова. Действия Беннигсена оправдываются его намерением следовать формальному плану битвы.
В ночь на 26 августа (7 сентября) часть русских сил была придвинута к левому флангу, что уменьшило диспропорцию сил и превратило фланговую атаку, ведущую по замыслу Наполеона к стремительному разгрому русской армии, в кровопролитное фронтальное сражение.
В 5:30 утра 26 августа (7 сентября) 1812 года более 100 французских орудий начали артиллерийский обстрел позиций левого фланга. Одновременно с началом обстрела на центр русской позиции, село Бородино, под прикрытием утреннего тумана в отвлекающую атаку двинулась дивизия Дельзона из корпуса Евгения Богарне.
Село оборонял лейб-гвардии Егерский полк под командованием полковника К. И. Бистрома. Более часа егеря отбивались от четырёхкратно превосходящего противника, однако под угрозой обхода с фланга отступили за реку Колочу.
Вслед за ними переправился и 106-й линейный полк французов.
Барклай де Толли направил на помощь 1-й, 19-й и 40-й егерские полки, которые сбросили французов в реку и сожгли мост через Колочу.
Багратионовы флеши накануне сражения были заняты 2-й сводно-гренадерской дивизией под командованием М. С. Воронцова.
В 6-м часу утра после непродолжительной канонады началась атака французов на Багратионовы флеши.

В первой атаке французские дивизии Дессе и Компана, преодолев сопротивление егерей, пробились через Утицкий лес, но, едва начав строиться на опушке напротив самой южной флеши, попали под картечный огонь и были опрокинуты фланговой атакой егерей.
В 8-м часу утра французы повторили атаку и захватили южную флешь.
Багратион на помощь 2-й сводно-гренадерской дивизии направил 27-ю пехотную дивизию Неверовского, а также Ахтырских гусар и Новороссийских драгун для удара во фланг.
Французы оставили флеши, понеся при этом большие потери. Были ранены оба дивизионных генерала Компан и Дессе, контужен при падении с убитого коня командир корпуса, маршал Даву, ранены практически все бригадные командиры.
Для 3-й атаки Наполеон усилил атакующие силы ещё тремя пехотными дивизиями из корпуса Нея, тремя каваллерийскими корпусами Мюрата и артиллерией, доведя её численность до 160 орудий.

Багратион, определив направление главного удара, выбранного Наполеоном, приказал генералу Н. Н. Раевскому, занимавшему центральную батарею, немедленно передвинуть к флешам всю вторую линию войск его 7-го пехотного корпуса, а Тучкову 1-му — направить защитникам флешей 3-ю пехотную дивизию Коновницына.
Одновременно, в ответ на требование подкреплений, Кутузов направил к Багратиону из резерва лейб-гвардии Литовский и Измайловский полки, 1-ю сводно-гренадерскую дивизию, 7 полков 3-го каваллерийского корпуса и 1-ю кирасирскую дивизию.
Дополнительно с крайне правого на левый флаг начал перемещение 2-й пехотный корпус Багговута.
После сильной артподготовки французам удалось ворваться в южную флешь и в промежутки между флешами. В штыковом бою тяжело ранены и унесены с поля боя командиры дивизий, генералы Неверовский (27-я пехотная) и Воронцов (2-я гренадерская).
Французы были контратакованы тремя кирасирскими полками, причём маршал Мюрат чуть не попал русским кирасирам в плен, едва успев скрыться в рядах вюртембергской пехоты.

Отдельные части французов вынуждены были отойти, но кирасиры, не поддержанные пехотой, были контратакованы французской кавалерией и отбиты.
Около 10 часов утра флеши остались в руках французов.
Контратака подоспевшей 3-й пехотной дивизии Коновницына исправила положение. В схватке погиб генерал-майор Тучков 4-й, возглавивший атаку Ревельского и Муромского полков.
Примерно в это же время через Утицкий лес в тыл флешей пробился 8-й французский (Вестфальский) корпус Жюно.
Положение спасла 1-я конная батарея, которая в это время направлялась в район флешей. Её командир капитан Захаров, увидев угрозу флешам с тыла, спешно развернул орудия и открыл огонь по врагу, строившемуся к атаке.
Подоспевшие 4 пехотные полка 2-го корпуса Багговута оттеснили в Утицкий лес корпус Жюно, нанеся ему ощутимые потери.
Русские историки утверждают, что при повторном наступлении корпус Жюно был разгромлен в штыковой контратаке, однако вестфальские и французские источники полностью это опровергают. По воспоминианиям непосредственных участников, 8-й корпус участвовал в сражении до самого вечера.
К 4-й атаке в 11-м часу утра Наполеон сконцентрировал против флешей около 45 тысяч пехоты и кавалерии, и почти 400 орудий. Эту решающую атаку русская историография называет 8-й, учитывая атаки корпуса Жюно на флеши (6-ю и 7-ю), что не совсем верно, поскольку Жюно непосредственно сами флеши не атаковал.

Кроме того, 4-й атакой называют эпизод с кирасирами, однако его правильнее было бы называть не атакой французов, а контратакой русских.
Похожая история и с так называемой «5-й атакой».
Багратион, видя, что артиллерия флешей не может остановить движение французских колонн, возглавил всеобщую контратаку левого крыла, общая численность войск которого составляла приблизительно лишь 20 тысяч человек. Натиск первых рядов русских был остановлен и завязался жестокий рукопашный бой, продолжавшийся более часа.
Перевес склонялся на сторону русских войск, но во время перехода в контратаку раненный осколком ядра в бедро Багратион упал с лошади и был вывезен с поля битвы. Весть о ранении Багратиона мгновенно пронеслась по рядам русских войск и оказала огромное воздействие на русских солдат.
Русские войска стали отступать…
Коновницын принял командование 2-й армией и вынужден был окончательно оставить флеши за французами. Остатки войск, почти потерявшие управление, были отведены через Семёновский овраг под прикрытие резервных батарей.

На другой стороне оврага находились нетронутые резервы — лейб-гвардии Литовский и Измайловский полки. Французы, увидев сплошную стену русских, не решились атаковать с ходу. Направление главного удара французов сместилось с левого фланга в центр, на батарею Раевского.
В то же время Наполеон не прекратил атаку левого фланга русской армии. Южнее Семеновского выдвигался кавалерийский корпус Нансути, севернее Латур-Мобура, в то время как с фронта на Семеновское бросилась пехотная дивизия Фриана.
В это время Кутузов назначил командира 6-го корпуса генерала-от-инфантерии Дохтурова начальником войск всего левого фланга вместо генерал-лейтенанта Коновницына.
Русская Лейб-гвардия выстроилась в каре и в течение нескольких часов отбивала атаки «железных всадников» Наполеона. На помощь гвардии были посланы на юге кирасирская дивизия Дуки, на севере кирасирская бригада Бороздина и 4-й кавалерийский корпус Сиверса.
Кровопролитная схватка завершилась поражением французских войск, отброшенных за овраг Семёновского ручья. Наступление французских войск на левом крыле было окончательно остановлено.
Французы сражались в боях за флеши ожесточённо, но все их атаки, кроме последней, отражались значительно меньшими силами русских.

Концентрацией сил на правом фланге Наполеон обеспечил 2—3-кратное численное превосходство в боях за флеши, благодаря чему, а так же вследствие ранения Багратиона, французам все же удалось отодвинуть левое крыло русской армии на расстояние около 1 км.
Но этот успех не привёл к тому решительному результату, на который рассчитывал Наполеон…
Вместе с тем, взятие флешей даже ценой огромных потерь с тактической точки зрения улучшило его положение, так как потери 2-й армии сильно ослабили всю русскую армию, по численности регулярных войск уступавшей французской армии на 20—30 тысяч человек, а её отступление поставило в уязвимое положение центральную часть позиции, по которой Наполеон направил удар главных сил.
5-й корпус французской армии, состоявший из поляков под командованием генерала Понятовского, двинулся в обход левого фланга русской позиции. Войска встретились перед Утицей около 8 часов утра, в тот момент, когда генерал Тучков-1 по приказу Багратиона уже отправил в его распоряжение дивизию Коновницына.
Неприятель, выйдя из леса и оттеснив русских егерей от деревни Утицы, оказался на высотах. Установив на них 24 орудия, противник открыл ураганный огонь.
Тучков-1 вынужден был отойти к Утицкому кургану — более выгодному для себя рубежу. Попытки Понятовского продвинуться и захватить курган успеха не имели.
Около 11 утра Понятовский, получив слева поддержку от 8-го пехотного корпуса Жюно, сосредоточил огонь из 40 орудий против Утицкого кургана и захватил его штурмом. Это дало ему возможность действовать в обход русской позиции.
Тучков, стремясь ликвидировать опасность, принял решительные меры к возвращению кургана.Он лично организовал контратаку во главе полка Павловских гренадер.
Курган был возвращен, но сам генерал-лейтенант Тучков получил смертельную рану. Его заменил генерал-лейтенант Багговут, командир 2-го пехотного корпуса.
Багговут оставил Утицкий курган лишь около часа дня, когда падение Багратионовых флешей сделало его позицию уязвимой для фланговых атак. Он отступил к новой линии 2-й армии.

В критический момент сражения Кутузов принял решение о рейде конницы Уварова и Платова в тыл и фланг противника. К 12 часам дня 1-й кавалерийский корпус Уварова (28 эскадронов, 12 орудий, всего 2500 всадников) и казаки Платова (8 полков) переправились через реку Колоча в районе деревни Малой.
Корпус Уварова атаковал французский пехотный полк и итальянскую кавалерийскую бригаду генерала Орнано в районе переправы через реку Войну у села Беззубово, но безуспешно. Платов переправился через реку Войну севернее и, зайдя в тыл, вынудил противника сменить позицию.
Одновременный удар Уварова и Платова вызвал замешательство в стане противника и заставил оттянуть на левый фланг войска, которые штурмовали батарею Раевского на Курганной высоте. Евгений
Богарне с итальянской гвардией и корпусом Груши были направлены Наполеоном против новой угрозы. Уваров и Платов к 16 часам дня отступили к русской армии.
Рейд Уварова и Платова задержал на 2 часа решающую атаку противника, что позволило перегруппировать русские войска. Возможно, что именно из-за этого рейда Наполеон не решился отправить в бой свою гвардию.
Кавалерийская диверсия, хотя и не нанесла ущерба французам, вызвала у Наполеона чувство неуверенности в собственном тыле.
«Тем, кто находился в Бородинском сражении, конечно, памятна та минута, когда по всей линии неприятеля уменьшилось упорство атак, и нам… можно было свободней вздохнуть», — писал генерал А. И. Михайловский-Данилевский.

Однако Кутузов от этого рейда ожидал большего. Так или иначе, но Уваров и Платов оказались единственными генералами, не представленными ним к наградам за Бородино…
Высокий курган, находившийся в центре русской позиции, господствовал над окружающей местностью. На нём была установлена батарея, располагавшая к началу боя 18 орудиями. Оборона батареи возлагалась на 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н. Н. Раевского.
Около 9 утра, в разгар боя за Багратионовы флеши, французы начали первую атаку на батарею силами 4-го корпуса Евгения Богарне, а также дивизиями Морана и Жерара из 1-го корпуса маршала Даву. Воздействием на центр русской армии Наполеон рассчитывал затруднить переброску войск с правого крыла русской армии на Багратионовы флеши и тем обеспечить своим главным силам быстрый разгром левого крыла русской армии.
К моменту атаки вся вторая линия войск Раевского по приказу Багратиона была снята на защиту флешей. Несмотря на это, атака была отражена артиллерийским огнём.
Почти сразу же Богарне повторно атаковал курган. Кутузов в этот момент ввёл в бой за батарею Раевского весь конно-артиллерийский резерв в количестве 60 орудий и часть легкой артиллерии 1-й армии. Однако несмотря на плотный артиллерийский огонь французы 30-го полка генерала Бонами сумели ворваться в редут.

В этот момент около Курганной высоты оказались начальник штаба 1-й армии А. П. Ермолов и начальник артиллерии А. И. Кутайсов, следовавшие по приказу Кутузова на левый фланг. Возглавив батальон Уфимского полка и присоединив к нему 18-й егерский полк, Ермолов и А. И. Кутайсов ударили в штыки прямо на редут. Одновременно с флангов ударили полки Паскевича и Васильчикова.
Редут был отбит, а бригадный генерал Бонами был взят в плен. Из всего французского полка под командованием Бонами (4 100 человек) в строю осталось только около 300 солдат.
В бою за батарею погиб генерал-майор артиллерии Кутайсов.
Воспользовавшись передышкой, Кутузов передвинул с правого фланга к центру 4-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Остермана-Толстого и 2-й кавалерийский корпус генерал-майора Корфа.
Наполеон приказал усилить огонь по людской массе пехоты 4-го корпуса. По воспоминаниям очевидцев русские двигались как машины, смыкая на ходу ряды. Путь корпуса можно было проследить по следу из тел убитых.
Около 3 часов дня французы открыли перекрестный огонь с фронта и флешей из 150 орудий по батарее Раевского и начали атаку. Для атаки против 24-й дивизии были сосредоточены 34 кавалерийских полка.
Первыми пошёл в атаку 2-й кавалерийский корпус под командованием генерала Огюста Коленкура (командир корпуса генерал Монбрен к этому времени был убит). Коленкур прорвался сквозь адский огонь, обошёл слева Курганную высоту и кинулся на батарею Раевского.
Встреченные с фронта, флангов и тыла упорным огнем оборонявшихся, кирасиры были отброшены с огромными потерями (батарея Раевского за эти потери получила от французов прозвище «могила французской кавалерии»).
Коленкур, как и многие его соратники, нашел смерть на склонах кургана.
Тем временем войска Богарне, воспользовавшись атакой Коленкура, сковавшей действия 24-й дивизии, ворвались на батарею с фронта и фланга. На батарее произошел кровопролитнейший бой.
Израненный генерал Лихачёв был взят в плен. В 4-м часу дня батарея Раевского пала.
Получив известия о падении батареи Раевского, в 17 часов Наполеон двинулся к центру русской армии и пришел к выводу, что её центр, несмотря на отступление и вопреки уверениям свиты, не поколеблен.
После этого он ответил отказом на просьбы ввести в сражение гвардию. Наступление французов на центр русской армии прекратилось.
После занятия французскими войсками батареи битва стала затихать. На левом фланге Понятовский проводил безрезультатные атаки против 2-й армии Дохтурова. В центре и на правом фланге дело ограничивалось артиллерийской перестрелкой до 19 часов вечера.
С наступлением темноты Наполеон отвёл войска с захваченных позиций из села Бородино, с батареи Раевского и Багратионовых флешей. Русские заняли их и развернули приготовления к новой обороне…
Численность потерь русской армии неоднократно пересматривалась историками. Разные источники дают разные числа:
— 38-45 тысяч человек, в том числе 23 генерала.
Надпись «45 тысяч» выбита на Главном монументе на Бородинском поле, возведённом в 1839 году, а также указана на 15-й стене галереи воинской славы храма Христа Спасителя

— 58 тысяч убитыми и ранеными, до 1 000 пленными. Данные о потерях приведены здесь на основании сводки дежурного генерала 1-й армии сразу после сражения, потери 2-й армии оценены историками XIX века совершенно произвольно в 20 тысяч человек…
Эти данные перестали рассматриваться как достоверные ещё в конце XIX века.
Современные историки полагают, что сводка по 1-й армии содержала также сведения о потерях 2-й армии, так как во 2-й армии не осталось офицеров, ответственных за отчёты.
В российской литературе часто приводилось число французских потерь — 58 478 человек. Это число основано на ложных сведениях перебежчика Александра Шмидта, якобы служившего в канцелярии Бертье.
В дальнейшем эта цифра была подхвачена патриотическими исследователями, указана на Главном монументе. Однако доказанность ложности данных, приведённых Шмидтом, не отменяет историческую дискуссию о потерях французов в районе 60 тысяч человек, опирающуюся на иные источники.
Одним из источников, способных, в условиях отсутствия документации французской армии, погибшей при отступлении из России, пролить свет на потери французов, являются данные об общем количестве погребённых на Бородинском поле.
Погребение и сожжение осуществлялось русскими. Согласно Михайловскому-Данилевскому, всего было захоронено и сожжено 58 521 тел убитых. Русские историки и, в частности, сотрудники музея-заповедника на Бородинском поле оценивают число захороненных на поле в 48-50 тысяч человек.
Потери офицерского состава сторон составили: русских — 211 убитыми и около 1180 раненными; французов — 480 убитыми и 1448 раненными.
Потери генералитета сторон убитыми и раненными составили: русских — 23 генерала; французов — 49 генералов.

Кутузов принял решение отойти с бородинской позиции, а затем, после совещания в Филях (ныне район Москвы), оставил Москву.
Александр I объявил о Бородинском сражении, как о победе.
Князь Кутузов был произведён в фельдмаршалы с пожалованием 100 тысяч рублей. Всем бывшим в сражении нижним чинам было пожаловано по пяти рублей на каждого.
Русская армия отступила, но сохранила боеспособность и вскоре изгнала Наполеона из России.
После выхода из Москвы Кутузов скрытно совершил прославленный фланговый Тарутинский манёвр, выведя армию к началу октября к селу Тарутино. Оказавшись южнее и западнее Наполеона, Кутузов перекрыл ему пути движения в южные районы страны.
Потерпев неудачу в своих попытках заключить мир с Россией, Наполеон 7 (19) октября начал отход из Москвы. Он пытался провести армию в Смоленск южным путём через Калугу, где имелись запасы продовольствия и фуража, но 12 (24) октября в сражении за Малоярославец был остановлен Кутузовым и отступил по разорённой Смоленской дороге.
Русские войска перешли в контрнаступление, которое Кутузов организовал так, чтобы армия Наполеона находилась под фланговыми ударами регулярных и партизанских отрядов, причем Кутузов избегал фронтального сражения большими массами войск.
Благодаря стратегии Кутузова огромная наполеоновская армия была практически полностью уничтожена.
Наполеон часто презрительно высказывался о противостоящих ему полководцах, при этом не стесняясь в выражениях. Характерно, что он избегал давать публичных оценок командованию Кутузова в Отечественной войне, предпочитая возлагать вину за полное уничтожение своей армии на «суровую русскую зиму».
В январе 1813 года русские войска перешли границу и к концу февраля достигли Одера. К апрелю 1813 войска вышли к Эльбе.
5 апреля главнокомандующий простудился и слёг в небольшом силезском городке Бунцлау (Пруссия, ныне территория Польши).
Александр I прибыл проститься с очень ослабевшим фельдмаршалом. За ширмами около постели, на которой лежал Кутузов, находился состоявший при нём чиновник Крупенников.
Последний диалог Кутузова, подслушанный Крупенниковым и переданный гофмейстером Толстым:
— Прости меня, Михаил Илларионович!
— Я прощаю, государь, но Россия вам этого никогда не простит.
На следующий день, 16 (28) апреля 1813 года, князя Кутузова не стало…
Тело его было забальзамировано и отправлено в Петербург, где было погребено в Казанском соборе.

Передают, что народ тащил на себе повозку с останками народного героя.
Царь сохранил за женой Кутузова полное содержание мужа, а в 1814 году велел министру финансов Гурьеву выдать более 300 тысяч рублей на погашение долгов семьи полководца.

Могила Великого Полководца Михаила Илларионовича Кутузова в Казансков соборе Санкт-Петерборга.

Супруга Михаила Илларионовича, Екатерина Ильинична (1754—1824 гг.), была дочерью генерал-поручика Ильи Александровича Бибикова, сына екатерининского вельможи Бибикова.
Вышла замуж за тридцатилетнего полковника Кутузова в 1778 году и родила в счастливом браке пятерых дочерей (единственный сын, Николай, умер от оспы в младенчестве).
Так как фельдмаршал не оставил потомства по мужской линии, фамилия Голенищева-Кутузова в 1859 года была передана его внуку, генерал-майору П. М. Толстому, сыну Прасковьи.

Награды Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова:

• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (1800 г.) с алмазами (12.12.1812 г.);
• М. И. Кутузов стал первым из 4 полных Георгиевских кавалеров за всю историю ордена:
• Орден Святого Георгия 1-го кл. бол.кр. (12.12.1812 г., № 10) — «За поражение и изгнание неприятеля из пределов России в 1812 году»;
• Орден Святого Георгия 2-го кл. (18.03.1792 г., № 28) — «Во уважение на усердную службу, храбрые и мужественные подвиги, коими он отличился в сражении при Мачине и разбитии войсками Российскими под командою генерала князя Н. В. Репнина, многочисленной турецкой армии»;
• Орден Святого Георгия 3-го кл. (25.03.1791 г., № 77) — «Во уважение на усердную службу и отличную храбрость, оказанную при взятии приступом города и крепости Измаила с истреблением бывшей там турецкой армии»;
• Орден Святого Георгия 4-го кл. (26.11.1775 г., № 222) — «За мужество и храбрость, оказанные при атаке турецких войск, сделавших десант на Крымские берега при Алуште. Будучи отряжен для завладения неприятельским ретранжаментом, к которому вел свой баталион с такою неустрашимостию, что многочисленный неприятель спасался бегством, где он получил весьма опасную рану»;
• Золотая шпага с алмазами и лаврами (16.10.1812 г.) — за сражение при Тарутино;
• Орден Святого Владимира 1-й ст. (1806 г.) — за бои с французами в 1805 г., 2-й ст. (1787 г.) — за успешное формирование корпуса;
• Орден Святого Александра Невского (1790 г.) — за бои с турками;
• Гольштейнский Орден Святой Анны (1789 г.) — за бой с турками под Очаковым;
• Кавалер большого креста Иоанна Иерусалимского (1799 г.);
• Австрийский Военный орден Марии Терезии 1-й ст. (1805 г.);
• Прусский орден Красного Орла 1-й ст.;
• Прусский орден Черного Орла (1813 г.);
Кутузов Михаил Илларионович

Источники информации:
1.сайт Википедия
2.М. И. Кутузов Сб. документов, т. 1 — 5, М., 1950 — 56.
3.«Полководец Кутузов». Сб. ст., М., 1955.
4.Бородинское сражение (Википедия)
5.Тарле «Нашествие Наполеона на Россию»
6.«Герои 1812 года.» Серия ЖЗЛ, вып. № 680. М.: Молодая гвардия. 1987.
7. Ковалевский Н.Ф. «История государства Российского. Жизнеописания знаменитых военных деятелей XVIII — начала XX века.» М. 1997 г.
8. Шикман А.П. «Деятели отечественной истории. Биографический справочник.»
9. Сухарева О.В. «Кто был кто в России от Петра I до Павла I»
10. Большая энциклопедия русского народа
11. Энциклопедия ХРОНОС
12. Залесский «Наполеоновские войны 1799-1815. Биографический энциклопедический словарь»
13. Брагин М.Г. «Кутузов»
14. Жилин «Фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов: Жизнь и полководческая деятельность »
15. Фильм из серии «Тайные знаки»«Михаил Кутузов. Три смерти фельдмаршала»
16. Лунин Л.И. «Фельдмаршал Кутузов: Воен.-биогр. очерк»
17. Спаситель Отечества: Кутузов без хрестоматийного глянца // Родина. 1995. Т. 9.
18. Шеремет В.И. «Неизвестный Кутузов» // Геополитика и безопасность.-1996.-№4.-С. 157-164.
19. Шишов А.В. «Неизвестный Кутузов. Новое прочтение биографии.» М., 2002